Кристина часто заморгала ресницами.
— Так что будьте любезны, пропустите нас. Да, поскольку я не в форме, кому-нибудь придется нас проводить. Я не хочу, чтобы этот разговор повторялся с каждым твердолобым охранником за сценой.
Удостоверение сыграло решающую роль, и один офицер послушно проводил Ньюсона и Кристину за сцену.
— Господи! — Кристина была в восторге. — Господи, господи! — повторяла она. — Я словно… Мы за сценой! Здесь Симон Ле Бон! Он просто душка!
— Правда? Давай что-нибудь поедим.
— С удовольствием. А можно?
— Конечно, можно. — Ньюсон подвел Кристину к банкетному столу, с удовольствием отметив, что большинство служащих сцены оборачивались и окидывали Кристину восхищенными взглядами. Они разглядывали его девушку.
Еды на столе было словно на королевском приеме: холодные закуски, горячие блюда и полный бар.
— Билет сотрудника сцены? — спросила девушка на раздаче.
— Полиция, — сказал Ньюсон, снова показывая удостоверение и жетон. — Мы с мистером Кросби.
— Конечно, офицер.
— Ух ты, — сказала Кристина. — Ты это постоянно проделываешь?
Она набрала полную тарелку, положив понемногу каждого экзотического салата.
— Если честно, нет. Использование удостоверения для получения особых привилегий расценивается как абсолютно противозаконный и аморальный поступок.
— Какое занудство. От этого же никому плохо не будет. Мы ведь их не объедим, правда?
— Дело не в еде, а в принципе.
— Господи, ну это же жуть, когда люди разговаривают об этой ерунде! Почему они не могут немного расслабиться? Это просто невероятно… Посмотри, это Дани!
Действительно. Это была она, и стояла совсем рядом.
— Она так здорово сохранилась, правда? — спросила Кристина.
— Мне нравилась та, другая Дани.
— Слишком полная. После восемнадцати лет нельзя себе этого позволять. Подростковая пухлость хороша только для девчонок.
— Правильно.
Кристина осматривалась, широко распахнув изумленные глаза.
— Спасибо. Спасибо тебе, — сказала она. — Это просто поразительный подарок.
— Меня не за что благодарить, Кристина. Единственное, что я сделал, это не оправдал надежд и доверия Ее Величества, воспользовавшись ее добротой для получения не предназначающихся для меня благ.
— Ты такой забавный, Эд. Ты всегда таким был.
Они сидели на лавочке рядом со столом. Со сцены доносились звуки песни Thompson Twins, но Кристина была счастлива находиться сейчас здесь, среди техников и музыкантов, таких клевых и уверенных в себе. Иногда из гримерных выходили некогда знаменитые личности, получившие сегодня возможность напомнить всем о своей былой славе.
— Теперь я понимаю, — сказала Кристина, — что не нужно было тогда тебя бросать.
Ньюсон сглотнул. Кристина двигалась слишком быстро. Она что, шутит?
— Да, в то время я думал именно так.
— Мы здорово провели ту неделю, да?
— Просто классно. Я водил тебя в кино, мы ходили за рождественскими подарками, ели гамбургеры, смотрели кассеты и три волшебных раза, просто незабываемых раза…
— Ты получил кусочек меня.
— Да, только кусочек.
— К тому же очень маленький. Я была дорогой штучкой. Дрянной, но не дешевой. Ты помнишь, как мы ходили смотреть «Копы из Беверли-Хиллз»?
Ньюсон никогда в жизни не смог бы забыть этот роскошный рождественский подарок. Идя по Гилдфорд-стрит к кинотеатру «Одеон», они были так близки и счастливы, закутанные в зимние пальто, наслаждающиеся морозным, солнечным днем в рождественские каникулы 1984 года. На Кристине были длинный шарф и вязаная шапочка, и Ньюсон смешил ее всю дорогу от одного конца Хай-стрит до другого. Несчастного вида шахтеры собирали милостыню у кинотеатра, и Ньюсон бросил им пятьдесят пенсов и поднял кулак в жесте солидарности.
— Шахта — не приговор! — прокричал он.
Большие, крепкие, угрюмые мужчины улыбнулись и поблагодарили его:
— Все правильно, парень. Так им и скажи.
На Кристину это оказало очень большое впечатление, хотя она и была настроена резко против забастовки.
— Ты знаешь, что они получают кучу денег из России?
— Это вранье партии тори, — ответил Ньюсон. — У русских нет кучи денег.
Ньюсон заплатил за билеты и купил шоколадное мороженое и апельсиновый сок, но Кристина сказала, что это для младенцев и ботаников, и послала его за кока-колой.
— Я считаю, что в кино нужно есть правильные вещи, — сообщил он ей. — Это должно быть шоколадное мороженое и дрянной апельсиновый сок. Это правильно, понимаешь?
Кристина засмеялась. Ее смешило все, что говорил Ньюсон, и наградой ему был поцелуй. Настоящий поцелуй в последнем ряду кинозала, и не только поцелуй. Она позволила ему залезть себе в рот языком и рукой под джемпер. Она даже положила ему руку на бедро и немного потерла, правда, только снаружи. Это был самый волнующий момент в его жизни.
Выйдя из кинотеатра, они увидели, что уже стемнело, и на Хай-стрит зажглись рождественские огни. Они остановились у рождественских яслей рядом с церковью и послушали, как оркестр Армии спасения играет рождественские гимны.
— Ненавижу, когда из Рождества делают чисто церковный праздник, — заметил молодой Ньюсон. — Кажется, люди забыли, что Рождество — это коммерческий фестиваль, во время которого нужно напиваться и тратить много денег.
— Ты такой забавный, — сказала Кристина и снова поцеловала его.
Он все еще помнил потрясающее прикосновение ее холодной щеки. Они ужинали в «Макдоналдсе», который был еще новым и модным, потом доехали на автобусе до Годалминга, где жила Кристина. Он проводил ее до самого дома и получил последний рождественский поцелуй, продолжительный, глубокий, под омелой над дверью. Затем ее позвал отец, и она ушла. Он летел домой как на крыльях. Но никогда раньше не был так счастлив.