— Давай я тебя угощу! — крикнул Роджер Джеймсон. — Черт, плевать, во что это мне встанет! Я всех угощаю!
Он обнял Гари и его друга, и они втроем направились через всю комнату к бару. Кристина включила музыку. Она договорилась с персоналом гостиницы, чтобы в комнату принесли музыкальный центр, и захватила сборники восьмидесятых годов. Может быть, она и склонна привирать насчет прошлого, но можно точно сказать, что она классный организатор.
— Это альбомы www.FriendsReunited.com, — объяснила Кристина. — У них своя подборка. Разве не здорово? Я принесла сборники наших лет.
Настроение в комнате резко изменилось. Частично причиной была музыка, частично спиртное, но не было сомнений, что настоящей причиной стал Роджер Джеймсон и его потрясающее признание. До его прихода Ньюсон чувствовал некоторое напряжение в комнате, где собрались фактически незнакомые люди, каждый из которых опасался за свое хрупкое эго: как бы его не сочли скучным, как бы не затерли у стены, как Кейрана Битти, и все смутно догадывались, что присутствие на сборище такого рода может указывать на их неполноценность. Некоторым казалось, что раньше, до того как жизнь пошла наперекосяк, все было гораздо лучше. Появление Джеймсона все изменило. Он создал прецедент, положительный и мощный прецедент в настоящем. Все стало по-другому. Наконец вечер перестал быть чисто ностальгическим, теперь главной темой было сближение и лучшее будущее, то есть им больше не грозило барахтаться в прошлом, они выпустили свои тайные страхи, прошлое ушло раз и навсегда.
— Речь что надо, — сказал Ньюсон Джеймсону по пути в комнату из туалета.
— Да уж. Рад тебя видеть, Коротышка. Раньше мы неплохо ладили, так?
— Я тебя боялся, Роджер.
— Я знаю. Извини.
— Не стоит. Думаю, то, что ты сказал Гари, ты сказал всем нам. Очень храбрый поступок. И очень щедрый.
— Это не щедрость, а эгоизм. Мне нужно было покончить с этой историей в первую очередь для себя. Я очень благодарен Гари за такую реакцию.
— Поступи он по-другому, вечеринка пошла бы псу под хвост.
Они не сразу вернулись к остальным. Джеймсон достал из кармана пачку «Мальборо» в мягкой упаковке.
— Ты стал настоящим американцем, — сказал Ньюсон. — Здесь нельзя курить.
— Когда поймают, тогда и выкину. Не хочу шутить с английской полицией. Черт, а ведь английская полиция — это ты, да, Эд? Инспектор, это тебе не хрен собачий, я мог бы быть твоим подчиненным. А я только улицы и патрулировал.
— Да, но ты американский коп. Для нас это означает, что ты круче и в любом случае выше рангом.
— Я был американским копом, — засмеялся Джеймсон. — На самом деле я еще не уволился, но очень сомневаюсь, что когда-нибудь вернусь обратно на службу… Есть тема. — Ньюсон почувствовал, что Джеймсу нужно выговориться не только по поводу Гари Уитфилда. — Ты когда-нибудь сталкивался с конфликтом интересов и лояльности на работе? Например, когда ты знаешь, что нужно делать одно, но на самом деле делаешь другое из-за других копов в команде или еще почему?
— Ну, я влюблен в своего сержанта. Полагаю, это создает конфликт интересов и уж точно делает жизнь нелегкой.
— Черт возьми. Надо думать, — засмеялся Роджер. — Так в чем проблема-то? Это тоже гей или что?
— Это женщина, Роджер.
— Ну да, конечно. Да… Ха-ха. Не подумал.
— Ничего страшного.
— Она знает о твоих чувствах?
— Нет.
— Ставлю сто баксов, что знает.
— Речь не обо мне. Речь о тебе. О каком конфликте интересов ты говоришь?
— Нарушение закона. Именно поэтому я вряд ли вернусь в отдел. Я нарушил закон. Я нарушил право на неприкосновенность и попался.
— Я не понимаю, Роджер. Что произошло?
— Групповуха, Эд. Знаешь, когда ребята делают что-то, потому что они все вместе, а по отдельности они бы в жизни такого не сделали. Я оказался частью группы.
— Что-то вроде случая со стариной Гари Уитфилдом?
— Да, наверно. Но посерьезнее, и на этот раз я не был заводилой, усек? Им был наш сержант.
— Вы избили подозреваемого?
— Черт, он даже не был подозреваемым, Эд. Это был просто бедный доходяга из Сомали, без документов и без дома. Мы таких пачками с улиц забираем.
— Да. Я об этом слышал. Нетерпимость.
— Именно. Но знаешь это в теории. Городские власти убеждены, что если ты убираешь этих ублюдков с улицы, то ты делаешь улицы лучше. С этим, наверное, не поспоришь. Но представь, какая это работенка для копа? Вытаскивать тощих черномазых уродов из картонных коробок и тащить их по городу, пытаясь найти пустую камеру размером в пять квадратных дюймов и запихать их туда. Господи, как же это достает! Просто сил нет.
— Надо думать. И один из этих тощих черномазых уродов сполна заплатил за ваше накопившееся раздражение.
— На той неделе мы потеряли своего человека. Его подрезал парень, когда тот шел по улице. Думаю, он просто встал не с той ноги. Дела в том округе шли хуже некуда, и когда этот сомалиец начал говорить нам о своих правах, у некоторых парней сорвало крышу.
— Вы его убили?
— Да. Да, мы его убили. Словно во сне. Мы его раздели и начали бить, ребята за спиной орали, а потом наш сержант запихал ему дубинку в жопу.
— Господи, Роджер, — поморщился Ньюсон.
— Да. Иногда и не такое случается, да?
— Ну, можно и так сказать. Кажется, я читал об этом деле.
— Да, СМИ чуть не обосрались тогда от счастья. Они расписали все так, словно каждый коп в городе — садист и расист. Черт. Вот что я тебе скажу: эти вонючие журналисты в первых рядах вопят, что их жены боятся нападения в метро и что нужно очищать улицы и защищать честных граждан.