— Но она пыталась.
— Больше не попытается! — сказал старик, не в состоянии сдержать улыбку. — Ну и злились мы на нее той ночью за шум, — добавил он.
— Да, — согласилась его жена, — мы хотели даже жалобу написать. Конечно, утром мы поняли, что жаловаться больше не на кого и что ее убивали, пока мы стучали в потолок, чтобы сделала музыку потише.
— У нее играла музыка? — спросил Ньюсон.
— Да, раньше мы ничего подобного не слышали.
— Вы слышали, что это была за музыка?
— Какая-то поп-музыка. Настоящей музыки совсем не было.
— А какая именно?
— Я же говорю: поп-музыка. Господи, инспектор, она ведь бывает только одного вида, разве нет? Дурацкая.
— Значит, вы не помните, что тогда играло?
— Если вы имеете в виду, кто именно пел, то я не имею на этот счет ни малейшего представления.
Ньюсон и Наташа вышли от Гельдштейнов и остановились на лестничной площадке, чтобы обсудить услышанное.
— Значит, играла музыка, — сказал он. — Как и в случае с Бишопом и Нейлом Брэдшоу. Может, и в других случаях тоже, но этого мы не знаем.
— Ну, он ведь включал музыку, чтобы заглушить крики, так?
— Да, вот только у Фарры Портер во рту был кляп.
— Знаешь, в случае с Бишопом эта музыка никак не давала мне покоя.
— Почему это?
— У нас есть куча подтверждений музыкального вкуса Бишопов. Вся улица знала, что именно они слушали.
— Middle of the Road и другая легкая музычка.
— Вот именно. Начало семидесятых, насколько я помню.
— Это так кажется: этот стиль возвращается.
— И все же в ночь убийства в доме играл рок-н-ролл конца пятидесятых.
— И на что это указывает?
— Вот этого я и не знаю.
Они поднялись мимо квартиры Фарры Портер к ее соседям сверху. Здесь жил молодой биржевой брокер с женой и новорожденными близнецами. Несомненно, именно такие люди являлись потенциальными избирателями Фарры Портер, но в данном случае об этом и речи не было.
— Она начала беситься, как только близнецы впервые закричали, — сказала миссис Ллойд, пока няня разливала чай. — Должна признать, что малыши очень горластые — два мальчика, что тут сказать. Сейчас они, слава богу, спят, но что я могу поделать? Младенцы очень шумные.
— Я не могла этого просто так оставить, когда она прибежала жаловаться в первый раз, — добавила няня. Это была самоуверенная молодая австралийка, которая запросто вмешивалась в хозяйские разговоры. — Я сидела одна с Гарри и Уильямом, раздался звонок, она влетела как фурия, просто рвала и метала и заявила, что многоквартирный дом — не место для младенцев, и что она привыкла к окружению взрослых людей, и что нам нужно съехать в отдельный дом.
— Нет, представляете? Какая наглость! — добавила миссис Ллойд.
— Я ей сказала: «Послушай, милочка, я просто няня, и у меня и так забот полно с двумя орущими младенцами, и на черта мне нужна фурия, которая названивает в дверь и орет».
— Знаешь, Джоди, возможно это было немного грубовато.
— А мистер Ллойд? — спросил Ньюсон. — Полагаю, его отношения с мисс Портер были такими же плохими?
Ньюсон сказал наугад, но по реакции женщин ему стало понятно, что он попал в точку. После его вопроса повисла смущенная пауза, обе женщины быстро отвели глаза. Ньюсон и Наташа поняли, что Фарра Портер явно была настроена против детей Ллойдов, но вот против общества их отца она явно не возражала.
— Мой муж почти не общался с мисс Портер с тех пор, как… Ну, уже довольно давно.
— Она была просто сука, — добавила Джоди.
— Никто из вас не слышал, что происходило внизу в ночь убийства? — спросил Ньюсон.
— Нет, инспектор. Я уже говорила констеблю, что когда в доме два младенца, шума и так предостаточно.
— Я имел в виду музыку. Вы слышали, что там играла музыка?
— Я правда не помню.
— Я слышала, — сказала няня. — Точно. Где-то внизу играла музыка. Я скажу, почему я запомнила. Одна из песен была «Любовь и поцелуи». Возможно, вы о ней никогда не слышали.
— Это первая запись Дани Миног, — сказала Наташа.
— Именно. Моя самая первая пластинка. Я ее купила, когда мне было шесть лет, и не слышала уже лет пятнадцать. Я обратила внимание на музыку, потому что это очень странная музыка для такой самоуверенной и утонченной суки, какую эта Фарра Портер из себя корчила.
— Да, — сказал Ньюсон. — Очень странная.
Женщина с последнего этажа дома, возглавлявшая собрание жильцов, была не лучшего мнения о Фарре Портер, чем Гельдштейны или Ллойды. Поговорив с ней, Наташа с Ньюсоном с облегчением ушли из этого дома. Стоя на залитой солнцем улице, они делились впечатлениями.
— Действительно, отзывы о ней очень похожи на отзывы о Бишопе, — признала Наташа. — В обоих случаях жертва была очень непопулярна среди соседей.
— И причина этой непопулярности тоже одна. Обе жертвы были влиятельные, сильные личности, лидеры по натуре, жестокие и эгоистичные.
— Ты думаешь, мы имеем дело с убийцей, который уничтожает ублюдков?
— Я думаю, не стоит отвергать эту версию.
— Тогда зачем такие дикие способы убийства? Кажется, он берет их с потолка.
— Я уверен, что это только кажется.
— А как насчет трех других убийств, которые ты приписал нашему серийному убийце? Как они связаны? Эти жертвы тоже были ублюдками?
— Спенсер был мичманом в армии, так? Не хочу плохо отзываться об офицерах запаса или говорить, что они все одинаковые…
— Особенно учитывая то, что я сержант.
— Да, именно. Но можно точно сказать, что власть офицеров иногда перерастает в тиранию, и не забывай, что на его похороны никто не пришел. Наверное, он тоже был не очень популярен.